Когда душе не ровно

Я не знаю, почему меня так накрыло после этого случая. Вроде бы и не произошло ничего такого. Обычная прогулка, поболтали с девочкой, ничего такого,- рядовой эпизод в череде летних выходных. Наверное, дело в том, что в результате общения я обнаружил в себе одну вещь, которая меня обеспокоила. Я понял, что совсем не верю людям. Никому. 

В воскресенье 14 июня мы с женой и младшим сыном гуляли на набережной в районе Ленинградского спуска. Там есть отличная детская площадка с мягким покрытием, по которому дам просят не ходить в туфлях на шпильках. Несколько лавочек-качелей, почти постоянно оккупированных старушками без внуков, родители, усевшиеся на бордюрах в спасительной тени деревьев, и много детей. Мой девятилетний сын любит гулять здесь, потому что всегда находит себе новых знакомых, с которыми интересно проводит время.

Так было и в этот раз. Сначала он с тремя другими мальчишками сражался на мечах из «Звездных войн». Потом они устроили штаб на горке. Потом он залез на рукоход, свесил ноги и чуть ли не на полчаса завис там, болтая с какой-то девочкой. Спустившись с рукохода, они залезли еще выше, на четырехскатную крышу горки, причем девочка была в роликовых коньках, что нисколько ей не помешало. Затем они подошли к нам с женой – мы наслаждались прохладным ветерком на скамейке-качелях, которые чудесным образом освободились, когда пошел второй час нашей прогулки.

— Вот мои родители,- сын не слишком любит церемонии.
— Здрасти. – Очки, заляпанные пальцами, красные джинсы серо-пыльного оттенка, ролики, длинные спутанные волосы. Худющая…
— Здравствуй! Как тебя зовут?
— Стеша. А полное имя будет…
— Да, знаю, Стефания. У коллеги на работе дочку тоже зовут Стешей.
— Стеша, сколько тебе лет?
— Десять, одиннадцать будет 8 августа.
— Ты здесь с родителями?
— Одна. Я живу рядом, на Ленинградской.

Тут в разговор встревает мой сын.
— А знаешь, пап, до скольки она сегодня гулять будет?
— До скольки?
— До одиннадцати.
— Ничего себе, почему же так долго?
— Ключи дома забыла, а мама на работу уехала и вернется только к одиннадцати.
— Где же она у тебя работает?
— В частном детском саду…

Мы узнали, что Стеша живет с мамой и 16-летним братом, который сегодня отпросился с ночевкой к друзьям. Еще у нее есть 18-летняя сестра, но она переехала к парню. Телефона у девочки нет, она его потеряла зимой, а купить не на что, потому что мама Стеши за свою работу получает всего 15 тысяч рублей.

Родители в разводе, папа живет в другом городе, мама вчера поменяла номер телефона, и новый номер Стеша не знает, а ехать к маме на работу долго, больше часа. К тому же название детского сада она тоже не знает. Она весь день ничего не ела, с тех пор как в десять ушла из дома.

Прошлым летом Стеша работала на набережной – катала детей на лошадях, зарабатывая по 10 рублей с одного круга. И однажды даже заработала 350 рублей. Но в этом году работы у нее нет: слишком мало желающих прокатиться. Эх, вот если бы у нее были деньги, она бы пошла не в кафе, в которое просился сын, а в Пятерочку. Она очень любит Пятерочку, потому что там продаются вкусные булки…

Эта фраза про Пятерочку и булки повторялась несколько раз, словно заклинание. Надо заметить, что как только сын подвел Стешу к нам, она потеряла к нему интерес. Он побродил некоторое время по площадке, прокатился с горки, и мы стали собираться домой.

Стеша попросилась пройтись с нами. А мы с женой уже до этого перешепнулись, что надо бы дать ей немного мелочи, чтобы она купила себе еду. Мы поднялись до машины, которая стояла рядом с гостиницей Холидей Инн. По пути узнали, что Стеша хочет стать ветеринаром или археологом. Она показала свой дом, в котором живет на последнем – четвертом – этаже. Подъезд у них закрывается на код, поэтому в девять она зайдет в подъезд и будет ждать маму там.

Я выгреб горсть мелочи, рублей сорок, лежавших в машине, высыпал ей в ладошку. Девочка поблагодарила, попрощалась и довольная поехала в обратном направлении.

Казалось бы, на этом история должна бы закончиться, но на самом деле это только начало. Усевшись в машину, мы с женой переглянулись и обменялись своими мыслями по поводу произошедшего.

Мы усомнились в правдивости истории, которую услышали. Насколько мне известно, детсады, как правило, не работают по выходным. Но где гарантия, что мама не обманула дочь, смотавшись по делам. Да, это не характеризует ее с хорошей стороны, но девочка могла сказать то, что услышала.

Еще нас смутила история с телефоном мамы, который она вдруг решила поменять так некстати. Жене показалось невероятным, что девочка не знает, как называется садик и сколько лет маме – 39 или 41. Я же нашел это вполне реальным. В конце концов мы сошлись на том, что лучше оказаться обманутым, попытавшись помочь, чем оставить голодного ребенка без булки.

Знаете, что меня удивило? Мы сразу настроились на то, что нас пытаются обмануть. Выходит, это наш взгляд на мир: «кругом – обманщики». Очень неприятное открытие. Получается, я уже не способен помочь просто так, с легким сердцем, не держа за пазухой мысль о том, что меня обманывают?

Почему же так получается? Взрослеем, черствеем, становимся подозрительными и циничными? А может, во всем виноваты СМИ, наполненные рейтинговым негативом, расследованиями, разоблачениями, происшествиями, журналисты, которые не пытаются оценить последствия штампов, формирующихся в общественном сознании после знакомства с их материалами?

Оказавшись жертвой обманщиков или прочитав об этом в интернете, люди перестают верить в истинность страданий, в реальность беспомощности. Человек в коляске, который просит милостыню, вызывает не желание помочь, а убежденность в том, что он собирает деньги для бандитов. В результате из-за мошенников страдают люди, которые по-настоящему нуждаются.

Я с каменным лицом проезжаю мимо инвалидов, которые «работают» на перекрестках Советской Армии и Московского шоссе, Дыбенко и Авроры, пользуясь тем, что красный свет там горит довольно долго. В последнее время их стало заметно меньше. Возможно, это заслуга журналистов, опубликовавших разоблачительные истории. А может быть, правоохранительные органы взялись и навели порядок, не знаю.

Мы стали недоверчивы. Мы не верим даже тем, кому нельзя не верить.
Не упускаем ли мы что-то важное, то, что с давних времен считалось отличительной чертой хорошего человека: сострадание, сочувствие, готовность помочь тому, кто оказался в беде? Что важнее, сохраненный стольник в кармане или вероятность того, что этот стольник кому-то поможет?

Вот такие дела. Надеюсь, что Стеша все-таки купила себе еды и дождалась маму, сидя на ступеньках подъезда. Мне хочется верить в это и сохранить в себе немного искренности и доверия к людям. Осколок розовых очков в потайном кармане…